ему; его глаз приобретал странное выражение; Квазимодо подстерегал коло-
кол, как паук подстерегает муху, и при его приближении стремглав бросал-
ся на него. Повиснув над бездной, следуя за колоколом в страшном его
размахе, он хватал медное чудовище за ушки, плотно сжимал его коленями,
пришпоривал ударами пяток и всем усилием, всей тяжестью своего тела уси-
ливал неистовство звона. Вся башня сотрясалась, а он кричал и скрежетал
зубами, рыжие его волосы вставали дыбом, грудь пыхтела, как кузнечные
мехи, глаз метал пламя, чудовищный колокол ржал, задыхаясь под ним. И
вот это уже не колокол Собора Богоматери, не Квазимодо, - это бред,
вихрь, буря; безумие, оседлавшее звук; дух, вцепившийся в летающий круп;
невиданный кентавр, получеловек, полуколокол; какой-то страшный Астольф,
уносимый чудовищным крылатым конем из ожившей бронзы.
Присутствие этого странного существа наполняло собор дыханием жизни.
По словам суеверной толпы, он как бы излучал некую таинственную силу,
оживлявшую камни Собора Богоматери и заставлявшую трепетать глубокие
недра древнего храма. Людям достаточно было узнать о его присутствии в
соборе, и вот им уже чудилось, что бесчисленные статуи галерей и порта-
лов оживают и двигаются. И в самом деле, собор казался покорным, послуш-
ным его власти существом; он ждал приказаний Квазимодо, чтобы возвысить
свой мощный голос; он был одержим, полон им, словно духом-покровителем.
Казалось, Квазимодо вливал жизнь в это необъятное здание. Он был везде-
сущ: как бы размножившись, он одновременно присутствовал в каждой точке
храма. Люди с ужасом видели, как карабкается карлик по верху башни, из-
вивается, ползет на четвереньках, повисает над пропастью, перепрыгивает
с выступа на выступ и обшаривает недра какой-нибудь каменной горгоны, -
это Квазимодо разорял вороньи гнезда. В укромном углу собора наталкива-
лись на некое подобие ожившей химеры, насупившейся и скорчившейся, - это
был Квазимодо, погруженный в раздумье. Под колоколом обнаруживали чудо-
вищную голову и мешок с уродливыми щупальцами, остервенело раскачивав-
шийся на конце веревки, - это Квазимодо звонил к вечерне или Angelas'y.
[50] Ночью часто видели отвратительное существо, бродившее по хрупкой
кружевной балюстраде, венчавшей башни и окаймлявшей окружность свода над
хорами, - то был горбун из Собора Богоматери.
И как уверяли кумушки из соседних домов, собор принимал тогда фантас-
тический, сверхъестественный, ужасный вид: раскрывались глаза и пасти;
слышен был лай каменных псов, шипенье сказочных змей и каменных драко-
нов, которые денно и нощно с вытянутыми шеями и разверстыми зевами сто-
рожили громадный собор. А в ночь под Рождество, когда большой колокол
хрипел от усталости, призывая верующих на полуночное бдение, сумрачный
фасад здания принимал такой вид, что главные врата можно было принять за
пасть, пожирающую толпу, а розетку - за око, взирающее на нее. И все это
творил Квазимодо.